www.sovsekretno.ru/articles/id/3307/
У Сафо появились воспитанницы – юные девушки, которых Сафо учила основам религии, изящным искусствам, благородным манерам, а главное – готовила к будущему браку. Постепенно поэтесса стала наставницей своего рода закрытой школы «воспитания чувств». Девицы из благородных семейств Лесбоса поступали туда подростками, а выходили в расцвете женственности прямо под венец. Принимала Сафо под своё попечительство и девушек-беженок. Немало семей переселялось на Лесбос из греческих городов Малой Азии, постоянно подвергавшихся нападениям местных царей. Отдельную группу воспитанниц составляли рабыни, их не учили специально, они были «невольными слушательницами» и участницами занятий.
Вероятно, собственный опыт подтолкнул поэтессу к созданию «пансиона благородных девиц». Ведь совсем юная Сафо стала женой, будучи совершенно не готовой к браку, и в результате – что она могла испытать в интимной жизни, кроме разочарования? Разумеется, в античном мире любой юноша или девушка знали мифы о богах и героях (собственно говоря, это и была религия Древней Греции), и эти истории пронизаны эросом, наполнены эпизодами любви и страсти, измен и ревности. Но всё это, так сказать, теория. И если юноши, как правило, обретали опыт добрачных интимных отношений, то девушкам это строго возбранялось. Невеста из порядочной семьи должна была взойти на брачное ложе девственницей. Где и как могла девушка приобрести чувственный опыт, который открыл бы ей высокое предназначение женственности, кто научил бы её принимать дары Эрота и Афродиты?
Для этого и создавала поэтесса свой Сафический фиас – религиозно-мистическое сообщество, в котором служение музам сочеталось с поклонением женским божествам. При этом дружба и любовь между воспитанницами, а также между наставницей и ученицами, были непременным условием.
Уроки разврата? Уроки любви!
Такое воспитание чувственности не было открытием Сафо. Мистериальные оргии женщин были широко распространены во время аграрных празднеств, посвящённых, например, богине Гере. Женщины-жрицы уподоблялись матери-земле и «разогревали» друг друга сексуальными ласками. В этом эротическом театре исполнительницы изображали лоно земли, истекающее влагой, готовое раскрыться и принять в себя семя.
Постепенно сестринская дружба между воспитанницами превращалась в любовь. Сафо считала, что, научившись любить подругу, девушка научится любить и принимать любовь будущего мужа. Поэтесса восторженно воспевала отношения, возникающие между подругами.
В руки арфу возьми, Абантис,
И спой о подруге Гонгилле!
Видишь, страсть её вновь
Над тобою птицей парит…
О, я этому рада!
Кроме этой «сладкой парочки», из стихов Сафо мы узнаём имена других её подруг и воспитанниц: Аттида, Телесиппа, Плейстодика, Мегара, Анагора, Эвника, Анактория, Кидро, Мика, Гиринно, Мнасидика, Археанаса, Дика, Горго, Андромеда, а также ещё много девушек, не названных по именам, – «девушки из Пиры и Мефимны». На глазах наставницы они из неловких подростков превращались в прелестные создания. Красота – это ещё одно божество Древней Греции, может быть, самое могущественное. Физическая красота юноши или девушки, мужчины или женщины была главной причиной возникновения любви. При этом влечение к особе того же пола не осуждалось. В личной жизни запрещалось только кровосмешение и порицалась супружеская измена. Например, греки сурово осуждали жену спартанского царя Елену, из-за которой разгорелась Троянская война. Но Сафо и тут была самостоятельной в суждениях, она первой оправдала Елену – ведь она любила, значит, неподсудна:
Красотою всех на земле покоряя,
Елена всех позабыла –
И мужа, и дитя родное:
Гнала беглянку сила Киприды.
Сафо часто влюблялась в своих воспитанниц. И это были сильные, глубокие чувства. Поэтесса мастерски передавала душевное смятение нарождающейся любви: «Эрос вновь меня мучит истомчивый – / Горько-сладостный, необоримый змей». Затем страсть охватывала её: «Страстью я горю и безумствую...» Ревновала: «Иль кого другого ты любишь больше, / Чем меня?» Горевала, если девушка охладевала к ней: «…обо мне же ты забыла». И жаловалась: «Те, кому я / Отдаю так много, всего больше / Мук причиняют».
Впрочем, бывало, что и сама отвергала чужую любовь, иногда и с насмешками: «Противней тебя я никого, / Милая, не встречала!»
Сафический фиас напоминал большую семью, жизнь которой могла бы послужить сюжетом длинного телесериала. Вот, например, такая сюжетная линия: много лет длилась привязанность Сафо к одной из воспитанниц – Аттиде. Поэтесса приняла её под своё крыло ещё девочкой и впоследствии вспоминала: «Ты казалась мне ребёнком невзрачным, маленьким», – тогда она могла вызывать в наставнице разве что материнские чувства. Но вот девочка стала красивой девушкой, и расцвела любовь, увенчавшаяся восторгом обладания: «И на негою дышащем ложе / Ты со мной извивалася в страсти». Увы, затем пришла измена, Аттида предпочла другую: «Было время, тебя я, Аттида, любила… / Ты же и вспомнить меня / Не желаешь. К Андромеде стремишься ты». (Кстати, измена одной из подруг, так сказать, в одностороннем порядке, считалась «несправедливостью».) Но прошло ещё время, и Аттида покинула фиас, уехала за море в Сарды, столицу Лидийского царства. И теперь уже вся «семья» с тоской вспоминала общую подругу: «Аттиды нет! / И томит её плен разлуки сирой. / И доносит из-за моря / С плеском волн горьких жалоб отзвук».
Но было и совершенно новое, небывалое, что привнесла Сафо в практику своего фиаса, – это создание «тройственных союзов». Педагогическая мысль тут заключалась в следующем: в самом деле, чему могут научиться друг у друга две юные девушки, почти девочки? А вот если в их дружеском и любовном общении, тем более в эротических играх, будет непосредственно участвовать более опытная партнёрша, умело направляя и нежные слова, и ласки… На практике это выглядело так: «Пусть будет Плейстодика супругою Горго, вместе с Гонгиллой…» Но при этом в фиасе Сафо не было подчинения младших подруг старшим или самой наставнице.
Важнейшим действом в Сафическом фиасе были те самые мистерии, или ночные бдения, своего рода практические занятия, которые освящали взаимоотношения между всеми участницами. Что же там происходило, за закрытыми дверями? Мы бы так и не узнали, если бы Сафо не проговорилась об этом в разных фрагментах стихов. Сначала юные жрицы увенчивали друг друга цветочными венками и гирляндами, как новобрачных: «В изобилии плечи твои одевались / Венками из роз и фиалок, / И много цветочных гирлянд / Сплетались вкруг шейки твоей…» Выбор цветов был неслучаен – розы как символ раскрывшейся чувственности и фиалки, загадочные знаки томления. Затем девушки умащали себе грудь «мирром изобильным, благовонною царскою мазью», что и поныне считается действенным способом эротического самовозбуждения и одновременно соблазнения партнёра. Кульминацией ночного бдения было совместное возлежание «на мягком ложе», где «утолялась страсть». Так, по убеждению Сафо, в состоянии эротического возбуждения и священного экстаза, должны были вступать в супружество её воспитанницы.
Не будем судить слишком строго женщин той древней поры. Их мир лишь в ничтожной степени отражал мужской мир со всеми его пороками. Уж на что, казалось бы, добродетелен был Сократ. Так ведь и он любил своих учеников – в самом прямом смысле слова. Один античный автор, Максим Тирский, так рассуждал на эту тему: «А любовь Лесбийки, что она как не то же самое любовное искусство Сократа? Кажется мне, что оба они отдавались одной и той же любви, она – женской, а он – мужской. Они говорили, что ко многим пылают страстью и что пленяет их всякий, кто прекрасен. Чем для Сократа были Алкивиад, Хармид и Федр, тем для Лесбийки – Гиринна, Аттида и Анактория…»
Почти десять лет Сафический фиас в Митилене процветал. Дело ещё и в том, что Сафо получала, как сейчас сказали бы, помощь зарубежного спонсора.
У Сафо появились воспитанницы – юные девушки, которых Сафо учила основам религии, изящным искусствам, благородным манерам, а главное – готовила к будущему браку. Постепенно поэтесса стала наставницей своего рода закрытой школы «воспитания чувств». Девицы из благородных семейств Лесбоса поступали туда подростками, а выходили в расцвете женственности прямо под венец. Принимала Сафо под своё попечительство и девушек-беженок. Немало семей переселялось на Лесбос из греческих городов Малой Азии, постоянно подвергавшихся нападениям местных царей. Отдельную группу воспитанниц составляли рабыни, их не учили специально, они были «невольными слушательницами» и участницами занятий.
Вероятно, собственный опыт подтолкнул поэтессу к созданию «пансиона благородных девиц». Ведь совсем юная Сафо стала женой, будучи совершенно не готовой к браку, и в результате – что она могла испытать в интимной жизни, кроме разочарования? Разумеется, в античном мире любой юноша или девушка знали мифы о богах и героях (собственно говоря, это и была религия Древней Греции), и эти истории пронизаны эросом, наполнены эпизодами любви и страсти, измен и ревности. Но всё это, так сказать, теория. И если юноши, как правило, обретали опыт добрачных интимных отношений, то девушкам это строго возбранялось. Невеста из порядочной семьи должна была взойти на брачное ложе девственницей. Где и как могла девушка приобрести чувственный опыт, который открыл бы ей высокое предназначение женственности, кто научил бы её принимать дары Эрота и Афродиты?
Для этого и создавала поэтесса свой Сафический фиас – религиозно-мистическое сообщество, в котором служение музам сочеталось с поклонением женским божествам. При этом дружба и любовь между воспитанницами, а также между наставницей и ученицами, были непременным условием.
Уроки разврата? Уроки любви!
Такое воспитание чувственности не было открытием Сафо. Мистериальные оргии женщин были широко распространены во время аграрных празднеств, посвящённых, например, богине Гере. Женщины-жрицы уподоблялись матери-земле и «разогревали» друг друга сексуальными ласками. В этом эротическом театре исполнительницы изображали лоно земли, истекающее влагой, готовое раскрыться и принять в себя семя.
Постепенно сестринская дружба между воспитанницами превращалась в любовь. Сафо считала, что, научившись любить подругу, девушка научится любить и принимать любовь будущего мужа. Поэтесса восторженно воспевала отношения, возникающие между подругами.
В руки арфу возьми, Абантис,
И спой о подруге Гонгилле!
Видишь, страсть её вновь
Над тобою птицей парит…
О, я этому рада!
Кроме этой «сладкой парочки», из стихов Сафо мы узнаём имена других её подруг и воспитанниц: Аттида, Телесиппа, Плейстодика, Мегара, Анагора, Эвника, Анактория, Кидро, Мика, Гиринно, Мнасидика, Археанаса, Дика, Горго, Андромеда, а также ещё много девушек, не названных по именам, – «девушки из Пиры и Мефимны». На глазах наставницы они из неловких подростков превращались в прелестные создания. Красота – это ещё одно божество Древней Греции, может быть, самое могущественное. Физическая красота юноши или девушки, мужчины или женщины была главной причиной возникновения любви. При этом влечение к особе того же пола не осуждалось. В личной жизни запрещалось только кровосмешение и порицалась супружеская измена. Например, греки сурово осуждали жену спартанского царя Елену, из-за которой разгорелась Троянская война. Но Сафо и тут была самостоятельной в суждениях, она первой оправдала Елену – ведь она любила, значит, неподсудна:
Красотою всех на земле покоряя,
Елена всех позабыла –
И мужа, и дитя родное:
Гнала беглянку сила Киприды.
Сафо часто влюблялась в своих воспитанниц. И это были сильные, глубокие чувства. Поэтесса мастерски передавала душевное смятение нарождающейся любви: «Эрос вновь меня мучит истомчивый – / Горько-сладостный, необоримый змей». Затем страсть охватывала её: «Страстью я горю и безумствую...» Ревновала: «Иль кого другого ты любишь больше, / Чем меня?» Горевала, если девушка охладевала к ней: «…обо мне же ты забыла». И жаловалась: «Те, кому я / Отдаю так много, всего больше / Мук причиняют».
Впрочем, бывало, что и сама отвергала чужую любовь, иногда и с насмешками: «Противней тебя я никого, / Милая, не встречала!»
Сафический фиас напоминал большую семью, жизнь которой могла бы послужить сюжетом длинного телесериала. Вот, например, такая сюжетная линия: много лет длилась привязанность Сафо к одной из воспитанниц – Аттиде. Поэтесса приняла её под своё крыло ещё девочкой и впоследствии вспоминала: «Ты казалась мне ребёнком невзрачным, маленьким», – тогда она могла вызывать в наставнице разве что материнские чувства. Но вот девочка стала красивой девушкой, и расцвела любовь, увенчавшаяся восторгом обладания: «И на негою дышащем ложе / Ты со мной извивалася в страсти». Увы, затем пришла измена, Аттида предпочла другую: «Было время, тебя я, Аттида, любила… / Ты же и вспомнить меня / Не желаешь. К Андромеде стремишься ты». (Кстати, измена одной из подруг, так сказать, в одностороннем порядке, считалась «несправедливостью».) Но прошло ещё время, и Аттида покинула фиас, уехала за море в Сарды, столицу Лидийского царства. И теперь уже вся «семья» с тоской вспоминала общую подругу: «Аттиды нет! / И томит её плен разлуки сирой. / И доносит из-за моря / С плеском волн горьких жалоб отзвук».
Но было и совершенно новое, небывалое, что привнесла Сафо в практику своего фиаса, – это создание «тройственных союзов». Педагогическая мысль тут заключалась в следующем: в самом деле, чему могут научиться друг у друга две юные девушки, почти девочки? А вот если в их дружеском и любовном общении, тем более в эротических играх, будет непосредственно участвовать более опытная партнёрша, умело направляя и нежные слова, и ласки… На практике это выглядело так: «Пусть будет Плейстодика супругою Горго, вместе с Гонгиллой…» Но при этом в фиасе Сафо не было подчинения младших подруг старшим или самой наставнице.
Важнейшим действом в Сафическом фиасе были те самые мистерии, или ночные бдения, своего рода практические занятия, которые освящали взаимоотношения между всеми участницами. Что же там происходило, за закрытыми дверями? Мы бы так и не узнали, если бы Сафо не проговорилась об этом в разных фрагментах стихов. Сначала юные жрицы увенчивали друг друга цветочными венками и гирляндами, как новобрачных: «В изобилии плечи твои одевались / Венками из роз и фиалок, / И много цветочных гирлянд / Сплетались вкруг шейки твоей…» Выбор цветов был неслучаен – розы как символ раскрывшейся чувственности и фиалки, загадочные знаки томления. Затем девушки умащали себе грудь «мирром изобильным, благовонною царскою мазью», что и поныне считается действенным способом эротического самовозбуждения и одновременно соблазнения партнёра. Кульминацией ночного бдения было совместное возлежание «на мягком ложе», где «утолялась страсть». Так, по убеждению Сафо, в состоянии эротического возбуждения и священного экстаза, должны были вступать в супружество её воспитанницы.
Не будем судить слишком строго женщин той древней поры. Их мир лишь в ничтожной степени отражал мужской мир со всеми его пороками. Уж на что, казалось бы, добродетелен был Сократ. Так ведь и он любил своих учеников – в самом прямом смысле слова. Один античный автор, Максим Тирский, так рассуждал на эту тему: «А любовь Лесбийки, что она как не то же самое любовное искусство Сократа? Кажется мне, что оба они отдавались одной и той же любви, она – женской, а он – мужской. Они говорили, что ко многим пылают страстью и что пленяет их всякий, кто прекрасен. Чем для Сократа были Алкивиад, Хармид и Федр, тем для Лесбийки – Гиринна, Аттида и Анактория…»
Почти десять лет Сафический фиас в Митилене процветал. Дело ещё и в том, что Сафо получала, как сейчас сказали бы, помощь зарубежного спонсора.